Несовершенство линий движется постепенно
Сукины дети
Автор: Мейрит aka Quistis Trepe
Фэндом: Final Fantasy XII
Пэйринг: вообще, это джен, но если прищуриться и наклонить голову, можно увидеть Ронсенцест))
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: эрзац-школьная АУ, ООС, толпы оригинальных персонажей, автор забил болт на канон
Дисклеймер: SE - это туда
Примечания: в процессе, небечено. Пишется в подарок для
Papa-demon читать дальше
Здесь куда ни пойдешь,
Стережет всюду ложь, ухмыляясь.
Я устал от тебя,
И уйду не любя, не прощаясь.
Обернусь через плечо невзначай -
До конца еще дорога не пройдена;
Без прощения - навеки прощай,
Недостойная любви моя родина!
(с) РК
Стережет всюду ложь, ухмыляясь.
Я устал от тебя,
И уйду не любя, не прощаясь.
Обернусь через плечо невзначай -
До конца еще дорога не пройдена;
Без прощения - навеки прощай,
Недостойная любви моя родина!
(с) РК
Пролог
Они пришли на рассвете.
Северный ветер превратил мелкий дождик в холодную морозную пыль, выбелил за ночь поросшие мхом камни сторожевой башни, и, точно хлыстом, щелкал синим с золотом стягом. Хмурые тучи, хмурые лица, резкий запах птичьего помета. Ерошащие перья чокобо на вымощенном брусчаткой дворе. Влажные тяжелые плащи, метущие по каменным плитам, и позвякивание шпор.
Вот и все, что запомнил Баш из того пасмурного осеннего утра, когда исчез отец. Мать сказала им, что он вынужден уехать - ненадолго, конечно - по срочным делам, потом были какие-то таинственные гости, скрывающие лица, и она сама уезжала на пару дней, а когда вернулась - волосы ее были совершенно седыми, как будто морозные ветра севера выдули из них весь цвет.
Больше отца они не видели; но Баш хорошо запомнил, как поздней осенью к ним в дом пришла беда - и оттого проникся тихой ненавистью к этому времени года.
Им ничего не рассказывали. Просто - один за другим уволились нанятые отцом учителя. Просто перестали заезжать в гости соседи, а часть слуг разбежалась по окрестным имениям. Просто настырная молодая трава пробивалась сквозь каменную отмостку двора, где когда-то гарцевали на чокобо молодцеватые гвардейцы из поместья фон Ронсенберг.
Вместо астрономии, алхимии и геометрии Башу и Ноа пришлось изучать более насущные науки: как сеять рожь, выводить вредителей, собирать урожай. Когда-то тонкие и холеные пальцы Анетты фон Ронсенберг огрубели и потрескались от тяжелой работы; любой, кто увидел бы, как она возится на заднем дворе с козами или развешивает белье, не узнал бы некогда гордую и неприступную леди.
И, все-таки, они не сдавались, и гордо реял над башней флаг с фамильным гербом.
Несмотря на постигшие семью трудности, близнецы ничем не отличались от любого из своих сверстников, живущих в округе. Обычные мальчишки, непоседливые и чумазые, мать не могла нарадоваться, глядя, как спорится в их руках любая работа. А что растут без отца…
Анетта вздыхала и утирала предплечьем лоб, оставляя на лице белую полоску мыльной пены: она вечно была занята стиркой, "свинья грязи найдет" – это точно было сказано про двух ее шкодников.
Ну, без отца. Мало, что ли, в Ландисе сирот?
***
Когда близнецам исполнилось по пятнадцать, мать вызвала их к себе для серьезного разговора. Братья слушали внимательно и не перебивали, но потом Ноа, все же, не выдержал.
- В город? - переспросил он. - А как же ты?
- А ты сомневаешься в моей способности управиться с поместьем без вас? - насмешливо спросила Анетта фон Ронсенберг, но глаза у нее были печальные. - Я хочу дать вам достойное образование, Ноа. У вас появилась возможность начать новую жизнь, такой шанс нельзя упускать. Не до старости же вам пахать поля да чистить загоны с чокобо?..
Баш ничего не сказал, только подошел к ней, молча обнял и ткнулся носом в макушку. Ноа покачал головой. Когда они были маленькие, его брат всегда так поступал, если не знал, что сказать или сделать - подбегал, цеплялся за мамину юбку и утыкался лицом ей в живот. Теперь Анетта едва доставала своим рослым сыновьям до плеча, а вот, поди ж ты... Он вздохнул.
- Конечно, мама. Как скажешь.
Тем вечером он нашел брата сидящим на берегу мелкого ручья и бесцельно кидающим камушки в воду.
- Не хочешь ехать? - спросил Ноа, устраиваясь рядом.
Баш дернул плечом.
- Не знаю, - подумав, ответил он. Но Ноа, как всегда, понял его и без лишних слов: он чувствовал то же самое. Предвкушение, сомнения, неясную тревогу... Там, за пределами их поместья и окрестных деревень, раскинулся целый огромный мир, и, в конце концов, мама права - загоны для чокобо - это не для них. А вот военное училище... Он подобрал с земли суковатую палку, сделал несколько выпадов в воздух. Баш ухмыльнулся.
- Бдыщ, - сказал он, направляя на брата указательный палец. - А у меня - пистолет, так что я быстрее.
- Посмотрим, что ты скажешь, когда тебе снесут голову добрым клинком в то время, пока ты будешь перезаряжать свое оружие, - рассмеялся Ноа.
Баш сделал вид, что серьезно обдумывает это предположение, - только чтобы одним молниеносным движением выбить из рук брата палку и повалить его на землю.
Они катались среди сырых палых листьев, обмениваясь тумаками, и хохотали как сумасшедшие, а потом Баш оказался сверху, прижался к нему, тяжело дыша куда-то в ключицу, и Ноа обеспокоенно спросил:
- Все в порядке?..
- Да, - старший из братьев откатился в сторону, лег, раскинув руки крестом, и уставился в бесконечно-серое небо. - Да. Все хорошо. Это просто осень.
***
Мама не смогла их проводить - ее срочно вызвали к соседям, помогать принимать роды. Конечно, никто в округе не посмел бы назвать леди фон Ронсенберг повитухой, но факт оставался фактом - случись чего, и крестьяне, и владельцы окрестных поместий обращались в первую очередь именно к ней. Любые болезни и раны словно боялись легкого прикосновения сухих холодных пальцев Анетты, и всякая хворь уходила в ее присутствии, а боль становилось легче терпеть. Ноа пару раз слышал, как маму за глаза называли ведьмой, впрочем, сплетникам пришлось научиться держать язык за зубами, после того, как они познакомились с кулаками близнецов.
Они уезжали ранним утром, собрав нехитрые свои пожитки, вдвоем на одном чокобо ("Словно нищие", - ворчала старая кормилица, одна из немногих слуг, еще остававшихся в поместье). Ноа крепко обнимал брата за талию, ежась от пронзительного ветра, и без сожалений смотрел на серые камни родных стен.
Вот так и вышло, что в дорогу их провожал только хлопающий на ветру выцветший фамильный стяг.
-1-
- Кадет Ронсенберг! - разнесся зычный голос по школьному двору. - Немедленно прекратить балаган! Кадет Ронсенберг?!
Господин Маркез, преподаватель изящной словесности и, по совместительству, главный блюститель нравственности в училище, прихрамывая, спешил к группке хихикающих мальчишек, при его приближении прыснувших в разные стороны, будто воробушки. Баш предпринял рискованный маневр, надеясь проскочить мимо тучного и неповоротливого учителя, но тот ловко подставил ему под ноги трость, и кадет Ронсенберг растянулся во весь рост на брусчатке двора. Коварный противник поспешил воспользоваться преимуществом, и ухватил свою жертву за ухо.
- К директору! Немедленно! Какое безобразие! - приговаривал Маркез, таща упирающегося ученика за собой.
- Эй, господин учитель! - звонкий крик раздался со стороны караулен. Баш вывернулся, чтобы посмотреть в ту сторону, и мысленно застонал - на фигурной крыше одной из башенок сидел его брат, и как ни в чем не бывало болтал ногами. - Вы поймали не того Ронсенберга!
Маркез на мгновение застыл, переводя взгляд с одного близнеца на другого, потом выругался отнюдь не изящными словесами, и, отпустив многострадальное ронсенбергское ухо, заковылял к другому нарушителю спокойствия.
Баш отбежал на почтительное расстояние, дождавшись, пока Маркез поравняется с воротами, и заорал:
- Господин учитель, спасибо, что отпустили, конечно, но на самом деле это был я!
Пока бедняга ошалело мотал головой, Ноа ловко, по-кошачьи вскочил, пробежал по крыше до ворот, и перемахнул на ту сторону. Баш бы с удовольствием досмотрел представление до конца, но ему тоже пора было уносить ноги.
Беспечно насвистывая, он завернул за угол - и вдруг лопатками почувствовал чужой, пристальный взгляд. В поле видимости никого не было, но хорошее настроение почему-то мигом исчезло. Баш поежился и поспешил прочь.
Он выбрался за территорию училища надежным, проверенным способом - отодвинув в сторону неплотно прикрепленную доску в задней стенке загона для чокобо. Акробатические номера в исполнении Ноа - это, конечно, эффектно, но Баш опасался, что ему такой фокус просто не повторить. Остальные кадеты, в том числе и его брат, уже сидели в их любимом заведении, и бурно обсуждали утренние приключения. Брейк, щуплый белобрысый паренек, до прибытия Ронсенбергов числившийся главным школьным шалопаем, при виде Баша вскочил на стул, дурашливо взмахивая руками, и заорал:
- Гип-гип-ура победителю драконов и посрамителю изящной словесности!
Старший из близнецов под общий гогот церемонно раскланялся и плюхнулся на скамью рядом с братом.
Баш и сам не ожидал, насколько по душе им придется школьная жизнь. Первое время они с Ноа старались держаться особняком, да, признаться, и неприятно было чувствовать себя среди столичной молодежи неотесанной деревенщиной (и, к тому же, перестарками - все их сокурсники оказались младше года на два). Но, постепенно, они пообвыклись, научились не отвечать зуботычинами на каждый смешок и косой взгляд - и другие кадеты без слов приняли их в свою компанию. Заводилой, конечно же, был Брейк Хайнер - нескладный, худой, с улыбкой на пол-лица, вечно оказывающийся в самых неожиданных местах, в-каждой-бочке-затычка, умница Брейк, которого не выгоняли из училища только благодаря блестящим оценкам. Ноа однажды вступился за него в стычке со старшекурсниками, и после этого как-то само собой оказалось, что братья стали "своими".
Конечно, им было непросто догнать младших товарищей - в училище принимали только юных дворян, с детства получавших блестящее образование, и Башу не хотелось думать, на какие жертвы пришлось пойти маме, чтобы близнецам предоставили возможность обучаться вместе с ними. Ни он, ни Ноа высокими баллами на аттестациях не блистали, но, благодаря природному упрямству, первый семестр закончили с вполне достойными оценками, и без особых нареканий - если не считать, конечно, серьезным недостатком проблемы с дисциплиной.
На самом деле, объяснял себе Баш, это все дурацкие правила. Слишком много правил для стайки подростков, вколачиваемый в головы устав, строгий распорядок дня, постоянная муштра - ну как тут не начать их нарушать? Тем более, что пока им все сходило с рук. Близнецы беззастенчиво пользовались своим преимуществом, путая несчастных преподавателей, что вызывало неизменный восторг среди кадетов. Хотя, справедливости ради нужно было сказать, что старик Маркез на "несчастного" не тянул никак - среди всего разнообразия занятий его лекции о морали, патриотических ценностях и долге каждого гражданина были самым унылым времяпровождением в стенах школы.
Зато здесь они с Ноа впервые нашли настоящих, верных друзей. Впрочем, врагов они тоже уже успели нажить.
- А видели, как кривился этот красавчик Мильтон, когда вы гоняли старого индюка по двору? - спросил Брейк, рассеянно жуя трубочку от коктейля.
- Еще бы, - хмыкнул кто-то. - Ведь они посмели Нарушить Дисциплину!
- Похоже, опять будет кому выгребать чокобиный помет из загонов...
- А потом, ха-ха, Ноа сделал ему ручкой и перепрыгнул через ворота!..
- Да нет, он показал ему... - Брейк продемонстрировал неприличный жест.
- Эй! - возмутился младший фон Ронсенберг. - Ничего я Маркезу не показывал!
- Так что может быть дело ограничится натиранием полов, - подхватил Баш. Признаться, чистка стойл для чокобо ему уже порядком надоела.
- Мечтай, Баш, - один из кадетов дружески пихнул его локтем в бок. - Всем давно известно, что Мильтон тебя первым делом отправит в курятник. Видать, вызываете вы у него такие эти... ассоциации, вот!
Баш покраснел и пригладил светлые вихры. На самом деле ему даже нравился глава Дисциплинарного Комитета - во всяком случае, просто так Мильтон никого на отработку не отправлял. Проблема в том, что близнецов всегда было за что наказывать.
- Мы пойдем смотреть на прибытие розаррийского посольства? - сменил тему Брейк.
- А Розаррия - это где? - спросил Дон, пухлощекий простак, везде хвостиком таскавшийся за своими шумными приятелями.
- Дубина, это империя, далеко на юге.
- Ага, я слышал, там такие красотки, и все поголовно ходят с голым животом.
- Что, даже зимой?
- А у них не бывает зимы!
Баш как раз задумался, каково это - жить там, где не бывает зимы (может быть, и осени в этой самой Розаррии тоже не бывает?), как от окна раздался крик:
- Полундра! Патруль!
У заядлых прогульщиков, к которым относились и братья Ронсенберги, уже была отработана четкая схема побега - сидели-то они всегда в одном и том же заведении, но еще ни разу патрульные дружинники не ловили их на месте "преступления". Вот и сейчас ребята разошлись по одному так организованно и четко, что их наставник по строевой подготовке прослезился бы от умиления. Баш свернул в забитый пустыми ящиками переулок, проскочил насквозь пару подворотен, и вышел на центральную улицу, где в толпе зевак уже отирались Брейк, Ноа и увязавшийся за ними Дон.
- Ну что, что? - спрашивал коротышка Брейк, азартно подпрыгивая. - Едут?
Розаррийцы и правда ехали - посольский кортеж неторопливо двигался к центру города. Мальчишки облюбовали ступени одного из особняков, а Брейк даже угнездился на каменном льве, стоявшем рядом с лестницей, чтобы получше все разглядеть. Кажется, сегодня на улицах собрался весь город - ландиссийцам нечасто случалось видеть заморских гостей. Республика, как им объясняли на уроках военной истории, всегда находилась под угрозой внешнего захвата, и именно поэтому каждый год их училище выпускает до сотни квалифицированных офицеров, готовых встать на защиту своей Родины.
По толпе побежали шепотки - посольская охрана ехала верхом не на привычных чокобо, а на каких-то диковинных ящерах. А еще - среди свиты посла были не только люди.
- Варежку захлопни, - посоветовал Башу Брейк с высоты своего насеста. - Птичка залетит.
Ронсенберг послушно закрыл рот - только для того, чтобы тут же снова его открыть.
- Муглы! - восторженно прошептал он. - Настоящие муглы! А я думал, они давно все вымерли...
- Знаешь что, дружище, - необычайно серьезный Брейк свесился со спины льва. - Ты лучше думай, что их вообще не существовало. Проклятые розаррийцы, - зачем-то пробормотал он себе под нос. - Не предупреждали их, что ли...
- О чем? - не понял Баш, но тут его перебил Ноа:
- Вы только гляньте, какая фифа!
Брейк издевательски заржал.
- Еще один знаток чужих обычаев, - веселился он. - Это не фифа, это сам имперский посол!
Приглядевшись, Баш сообразил, что разряженная в шелка и перья фигура с длинной смоляной косой и правда принадлежит мужчине. Посол стоял в открытом экипаже, который тащила пара таких же ящеров, и вальяжно помавал рукой, надо полагать, приветствуя восторженную толпу.
Толпа безмолвствовала. Башу подумалось, что большинство горожан, как и он сам, до сегодняшнего дня не очень хорошо представляли себе, какой огромный мир лежит за пределами их маленькой горной страны. А ведь еще недавно ему казалось, что столица - это уже центр цивилизованного мира по сравнению с их родными краями!
- Когда-нибудь, - мечтательно сказал он. - Я наверняка побываю в Розаррии... и во всяких других странах.
Брейк посмотрел на него очень странно.
- При Мильтоне такое не ляпни, - сказал он, и спрыгнул со статуи. - Пошли отсюда. Что-то скучное какое-то представление.
Башу совсем не было скучно, и вовсе не хотелось уходить, но серьезные нотки в голосе Брейка заставили его прислушаться к словам товарища. Он обменялся с Ноа недоуменными взглядами и поспешил вслед за друзьями: что ни говори, в вопросах устройства столичной жизни Брейк разбирался куда лучше них.
У секретной доски в загоне их, как выяснилось, уже поджидали.
- Так, - сказал Мильтон и замолчал, скрестив руки на груди. Брейк смерил высокого хмурого парня взглядом и вызывающе осведомился:
- Какие-то проблемы?
- Только если у вас троих, кадет Хайнер, - сухо сообщил глава Дисциплинарного Комитета. - Впрочем, кадеты Ронсенберги уже приближаются к решению своих проблем - по крайней мере, им не придется куда-то идти, чтобы выполнить наложенное на них взыскание.
Он выразительно кивнул на заботливо приготовленные лопаты, щетки и свежую солому. Баш тяжело вздохнул, а Брейк осклабился:
- А я что же, для курятника ростом не вышел? И что вы меня заставите делать, прописи писать?
- А вы пройдете со мной, - Мильтон говорил ровным, невыразительным голосом, но от его слов мороз продирал по коже.
Баш уже было хотел возмутиться, почему это некоторые пишут прописи, пока остальные вкалывают, но Ноа молча подтолкнул его к лопатам.
Брейк с независимым видом засунул руки в карманы и вразвалочку удалился вслед за своим пленителем.
- Нас поймают, - убежденно сказал Баш. Ноа только хмыкнул:
- Ну и что? Все равно чокобятня нам уже как дом родной. И не говори, что не хочешь.
Конечно, Баш хотел. Пробраться в город и посмотреть на фейерверки, которые будут запускать в честь прибытия послов - что может быть интереснее? И, к тому же, возможно удастся хоть глазком еще раз посмотреть на муглов.
Но вечером патрули на улицах усиливались, к тому же, теперь было очевидно, что Мильтон знает об их лазейке. Риск определенно слишком велик, но и соблазн - не меньше.
- Ладно, - Баш вытер вспотевшие ладони о штаны. - Но только недолго.
- Ага, - согласился Ноа, - глянем на праздник - и сразу назад.
Старший из близнецов насупился. Ему казалось ужасно несправедливым, что кадетам по такому случаю не дали увольнительных - шутка ли, чуть ли не первое иностранное посольство в республике за последние полдюжины лет! И вот они, как шпионы какие, вынуждены пробираться на праздник тайком.
Он высунул голову в дыру в стене, окинул взглядом окрестности, убеждаясь, что все чисто, и ужом проскользнул наружу.
Про риск он уже не думал - ведь их ждали приключения.
-2-
Ждали, ждали и дождались.
Сперва-то все шло хорошо - близнецы по задворкам пробрались к центральной площади, на которой собралось удивительно немного для такого события зевак. Вокруг красиво подсвеченного фонтана стояли ракетницы, охраняемые гвардейцами в нарядных мундирах – как понял Ноа, посол лично должен был зажечь фитили. Они с Башем притаились в чьем-то палисаднике за пышными колючими кустами акации, и брат чуть было не пританцовывал на месте, поминутно спрашивая свистящим шепотом: "Ну? Ну? Когда же уже они начнут?"
Пока никто ничего не начинал, и Ноа со скуки принялся разглядывать прохожих. По тротуару перед палисадником чинно прогуливалась парочка – дама в меховой накидке и кокетливой шляпке и молодой офицер в штатском. Фонарный столб напротив подпирал еще один офицер, безуспешно пытавшийся сойти за гражданского. Ронсенберг напрягся и пихнул брата локтем в бок.
- Тебе не кажется, что здесь чересчур много охраны? – прошептал он.
- А ты туда посмотри, - Баш ткнул пальцем в сторону здания парламента.
По ступеням спускалась целая процессия: уже знакомый близнецам посол, на сей раз облаченный в более скромные одеяния. Его длинные волосы были стянуты в хвост и завязаны небрежным узлом, и даже в таком виде спадали до талии – ну как есть баба. Рядом с ним шагал седой старик с тяжелым лицом в белом мундире, следом тянулась многочисленная свита. Оркестр, тоже сплошь состоящий из военных, грянул государственный гимн.
- Сам председатель, - не веря своим глазам, выдохнул Ноа. Он еще никогда не видел главу государства так близко, но, конечно же, сразу узнал его. Эти глаза под набрякшими веками смотрели на него со страниц учебников и стен кабинетов, с иллюстраций газетных статей и даже с денежных купюр. Сразу стали понятны и усиленные меры безопасности, и отсутствие толпы. Вот только… Юноша огляделся. Кажется, никто пока не заметил их с Башем нехитрого убежища, что само по себе было странно. Но еще более странным ему показалось…
Нет, не показалось. На крыше соседнего здания действительно шевельнулась какая-то тень.
Ноа снова пихнул брата и кивком указал на подозрительную крышу. Баш наморщил нос, вглядываясь в темноту, потом спросил:
- Ты думаешь о том же, о чем и я?
Конечно же, это было глупо. Брейк, будь он с ними в этот вечер, наверняка бы ухватил обоих за шкирки (ну, или за то место, до которого бы допрыгнул) и сказал что-нибудь типа: "Идиоты!" Увы, подумал Ноа, осознание собственного идиотизма еще никому не помогало. И вообще, зачем было сгонять столько охранников, если они не способны разглядеть двух школьников, продирающихся сквозь кусты, не то, что потенциальных наемных убийц.
А притаившийся на крыше тип мало походил на репортера или там лунатика. И в руках у него было что-то, подозрительно похожее на арбалет.
Ноа жестами показал брату на черный ход соседнего дома, а сам, завернув за угол, ловко вскарабкался на балкон особняка по переплетению плотных жестких стеблей. У них дома, в предгорьях, девичий виноград никогда бы не вымахал до таких размеров, чтобы выдерживать вес взрослого человека, но в теплой столице, кажется, все росло быстрее. В том числе и неприятности.
Пробежка по карнизу далась ему относительно легко – единственное, чего он боялся – так это что хозяева дома могут наблюдать за церемонией из окон и несколько удивиться незваному гостю. Дальше оказалось просто – бесшумно прыгнуть, вцепиться пальцами в кованый водосток, благословляя архитектора, украсившего стену кучей совершенно бессмысленных декоративных рельефов; вскарабкаться на крышу в тот самый момент, когда из чердачного окошка вынырнул Баш.
И удивленно озираться, потому что крыша оказалась совершенно пуста – по крайней мере, на первый взгляд.
- Ноа, - напряженно сказал его брат и кивнул куда-то вниз и вбок. Юноша осторожно подошел к краю, заглянул вниз и отшатнулся.
Похоже, не вся охрана первых лиц государства спала на посту.
Внизу, на плоской крыше террасы, бесшумно и безмолвно сцепились две фигуры; арбалет валялся тут же, недвусмысленно намекая, что возможность покушения кадету Ронсенбергу отнюдь не почудилась.
Баш прижался спиной к каминной трубе и посмотрел на брата.
- Не отсвечивай, - посоветовал он, и Ноа поспешно присел, стараясь не думать, какую прекрасную мишень он представлял собой только что.
- Что же делать? – спросил он, деловито затягивая кожаную шнуровку манжет. Баш пожал плечами.
- Вырубаем обоих, а потом разбираемся? – предложил он.
- Идет, - Ноа закончил приготовления, коротко кивнул и мягко спрыгнул вниз.
Увы, все оказалось просто только на словах. К моменту триумфального появления близнецов исход поединка был уже решен: одна из фигур поднималась с колен, сжимая в руках стилет, а вторая распласталась на облицованной плиткой крыше, и вокруг нее стремительно расползалась темная лужа.
Человек с кинжалом развернулся к братьям. Мужчина, автоматически отметил Ноа, молодой, вряд ли намного старше их. А еще – говорят ведь – "волосы цвета воронова крыла", Ноа раньше казалось глупым это сравнение, а у него и правда оказались такие – косая челка крылом вразлет, насмешливые глаза.
- Сообщники или охотники? – непринужденно спросил он, кивнув на труп. Как будто они встретились на шумной вечеринке. Баш открыл было рот, чтобы ответить, но Ноа наступил ему на ногу. Он пока еще не был уверен.
- А вы сами-то кто? – задал он встречный вопрос. От площади с фонтаном их отделял скат крыши, но, судя по тому, что музыка стихла и по монотонному шуму, пришел черед приветственных речей.
- Я? – молодой человек улыбнулся, коротко, будто молния блеснула и пропала. – Меня зовут Ламонт.
Он выжидающе смотрел на близнецов, словно думал, что это имя что-то им скажет, но Ноа только покачал головой. Теперь он разглядел в широких рукавах плаща незнакомца обшлага мундира и успокоился. Почти.
- Мы пришли за ним, - он тоже кивнул на труп. – Но вы, похоже, нас опередили.
- Молодцы, - назвавшийся Ламонтом прищурился, склонив голову набок. – Кадеты, верно?
Близнецы переглянулись. Кажется, дело запахло жареным. Как сейчас их начнут расспрашивать, почему они не в школе, а прыгают ночами по чужим крышам и ловят убийц…
- Мы… - начал Баш, и тут с оглушительным грохотом и треском в небо взвились ракеты фейерверка. Ноа схватил брата за рукав и, почти не глядя, сиганул за край крыши. Расчет оказался верным: перед террасой буйно разрослись розовые кусты. Мысленно извиняясь перед хозяевами разоренного сада, оцарапываясь о колючие стебли, он продирался вперед. Баш, выбравшийся из зарослей первым, протянул ему руку, и они, не оглядываясь, рванули прочь.
А в ночном небе над ними распускались диковинные огненные цветы, взрывались тысячи звезд и парили драконы.
Остановились они только в какой-то подворотне. Кажется, их никто не преследовал; фейерверк закончился, и город окутала ватная тишина. Ноа привалился спиной к стене, Баш согнулся пополам и уперся ладонями в колени, пытаясь отдышаться.
- Как думаешь, он нас запомнил? – просипел он.
Ноа пожал плечами и невесело ответил:
- Думаешь, много у нас учится близнецов?
Баш выматерился сквозь зубы.
- Нужно возвращаться, - сказал он, и оперся ладонью о стену рядом с плечом брата. Ноа смотрел на него – взъерошенного, запыхавшегося, чумазого, и думал, что сам он выглядит сейчас немногим лучше, и если в чокобином стойле дежурит Мильтон, то одним выгребанием навоза они не отделаются, и еще что-то очень важное, но все мысли почему-то ускользали от его внимания, будто стайки мальков в прозрачной воде.
На скуле Баша алела длинная глубокая царапина. Ноа, будто во сне, поднял руку, большим пальцем размазал по щеке брата кармин. Баш смотрел на него широко распахнутыми глазами, и, кажется, даже забыл, что он долго бежал и никак не может отдышаться.
Они сейчас словно чувствовали – на двоих, бешено колотящийся пульс, адреналин в крови… Темная фигура с кинжалом в руке, взрывающееся и рушащееся небо.
Один удар сердца, два удара…
Ноа облизнул губы. Он никак не мог заставить себя опустить руку, отпустить… точно кровь на пальцах привязывала его к Башу крепче и прочнее любых родственных уз. А Баш – просто смотрел, и все, и как Ноа ни старался, несмотря на эту общность и неразделенность, он, кажется, впервые в жизни не мог понять, о чем думает его брат.
Колокол на ратуше начал медленно и печально отбивать время, по соседней улице прогрохотали сапоги патруля.
Баш отбросил его руку и ссутулился.
- Лучше вернуться по одиночке, - буркнул он, развернулся и ушел, не сказав больше ничего, так и оставив Ноа, будто прилипшего к стене подворотни.
Когда он пролезал обратно через дыру в стене, в загонах для чокобо никого постороннего не оказалось. Ноа, крадучись, пересек залитый светом фонарей двор, юркнул в тень, отбрасываемую учебным корпусом. Дальше – пара пустяков: подтянуться на руках, взлететь на карниз, перевалиться через подоконник… Они здорово припозднились – большинство кадетов уже мирно дрыхли в своих постелях. Ноа крался к своей койке, мысленно проклиная идиотскую вылазку в город. Теперь-то им уж точно влетит – вернулись после отбоя! И Мильтон наверняка наябедничает про дыру в чокобятне… Странно, что однокурснички спят, а не набрасываются на ночного скитальца с вопросами; впрочем, даже в темноте общей спальни Ноа разглядел несколько пар открытых глаз, с любопытством уставившихся на него. Съедят живьем, как пить дать: сначала будут стыдить учителя, может быть, даже в присутствии директора, а потом друзья-приятели, оскорбившиеся, что их не взяли с собой.
К счастью, постель Брейка пока пустовала, и Баш, видимо, тоже еще не вернулся…
Ноа так и застыл, не завершив начатый шаг. Поверх одеяла на кровати Баша валялась его грязная и изорванная куртка – такая же, как и у него самого.
А вот Баша – не было.
+UPD
-3-
Попался он на мелочи – как обычно. Иногда Баш думал, что ему на лбу что ли надо себе вытатуировать: "Будь внимательнее к мелочам!" – тогда хоть при взгляде в зеркало он бы об этом вспоминал. Он уже, было, пробрался в спальню, и даже скинул куртку – но любопытство победило. Все однокурсники мирно спали и видели десятый сон – кроме двоих. И если он примерно представлял себе, где носит Ноа, то вот второго… Он бы, наверное, плюнул и тоже завалился спать, если бы у койки Брейка не стояли его, Брейка, сапоги, наводящие на безумную мысль, что их хозяин отправился куда-то на ночь глядя босиком. Баш потряс комок одеял на ближайшей кровати:
- Где Брейк?
Разбуженный Дон, душераздирающе зевнув, уставился на него осоловелыми глазами.
- Его Мильтон куда-то утащил после отбоя… А что?.. Где вы были?..
- Потом расскажу, - торопливо прошептал Баш и выскочил обратно в коридор.
Уже в холле второго этажа жилого корпуса он сообразил, что понятия не имеет, где искать главу Дисциплинарного Комитета и его жертву. Однако чутье подсказало ему, что в первую очередь следует смотреть в местах тихих и уединенных – например, в библиотеке. Туда Баш и направился, стараясь держаться подальше от ярко освещенных углов: он итак уже предвидел головомойку, не стоило усугублять свое и без того незавидное положение. Проще всего было бы вернуться в спальню и притвориться, что ничего не произошло, но...
О чем таком, интересно, могут беседовать эти двое поздней ночью после отбоя, если свои "прописи" Хайнер давно должен был отработать? И почему Мильтон так торопился, что не дал Брейку даже натянуть сапоги? Баш, конечно же, помнил про любопытство и кошек, только вот когда ему это помогало…
Дверь библиотеки была чуть-чуть приоткрыта, и кадет Ронсенберг уже приготовился сунуть туда свой нос, но, на его беду, оказалось, что пресловутое чутье работает уж слишком точно. Как раз в тот момент, когда он взялся за дверную ручку, та повернулась сама собой, и из библиотеки вышел Мильтон, какой-то взъерошенный и – о чудо! – с криво повязанным галстуком. Первый порыв – развернуться и дать деру – Баш благоразумно подавил, только вытянулся во фрунт и монотонно пробубнил:
- Извиняюсь!
- Ронсенберг… - у главы Дисциплинарного Комитета был такой вид, как будто все Ронсенберги мира сидели у него в печенках. – Ты что же, книжку решил прочесть на сон грядущий?
- Ага, - Баш даже позволил себе глупо улыбнуться. Такой Мильтон, усталый и неприбранный, казался ему почти домашним и каким-то неопасным.
- После отбоя… - бархатным голосом продолжил тот. Баш сглотнул и напомнил себе, что он отнюдь не с однокашником в кафетерии поболтать решил.
- Ну, тогда я пойду? – с вызовом спросил он. В конце концов, он всегда мог задать собеседнику тот же вопрос – какие книжки он читает в библиотеке в такое время? И где, наконец, Брейк?
Мильтон смерил его тяжелым взглядом из-под полуопущенных век. Баш никогда раньше не замечал, что глаза у него светло-карие, почти янтарные. Кошачьи глаза.
- Кадет Ронсенберг, если вы вдруг не в курсе, сегодня в училище отменены вечерние занятия, и отбой был объявлен на час раньше, - сказал он. – А завтра с утра будет общее построение. Потрудитесь запомнить.
- Это из-за покушения? – ляпнул Баш.
И тут же, хотя, казалось бы, усугубить ситуацию было уже невозможно, глупейшим образом закрыл себе рот ладонью.
Ну, определенный эффект его слова точно возымели: Мильтон явно и окончательно проснулся.
- Покушения? – переспросил он, подобравшись. Баш сделал шаг назад, уже жалея, что вообще отправился бродить ночью по школе.
- Я слышал… - начал он, но Мильтон прервал его:
- Ничего вы не слышали, кадет. А любой, кто начнет распускать возмутительные слухи, будет подвергнут дисциплинарному взысканию. Вам все ясно? В кровать, живо!
"Вот так просто?"
К счастью, Башу все же хватило ума не задавать этот вопрос вслух. Такое облегчение, наверное, могла бы испытывать мышь, которую внезапно выпустил из когтей наигравшийся сытый котяра. Злясь на все вокруг – на себя, на дисциплинарного зануду, на куда-то запропастившегося Брейка и на непонятные ночные происшествия, кадет Ронсенберг сдержанно кивнул и поспешил удалиться.
В спальне обнаружился Ноа – и невесть когда успевший вернуться Хайнер, и, судя по их виду, они не накинулись на Баша с вопросами только потому, что в любой момент в дверь мог заглянуть куратор и всыпать болтунам по первое число. Игнорируя прокатывающиеся по комнате шепотки, Баш быстро разделся и нырнул под одеяло, стараясь не думать, какими неприятностями может грозить ему эта ночная прогулка.
Неприятности, конечно, начались с утра. На утреннем общем построении, когда директор зачитал обращение к кадетам, Баш все время ощущал спиной чужие взгляды. Он и рад был бы сосредоточиться на речи директора, но мысли все время возвращались ко вчерашнему; все, что ему удалось уловить – это что для воспитанников училища введен комендантский час, и что покидать без разрешения территорию школы строго запрещено. И никаких объяснений, зачем и почему.
Потом они разошлись по классам, и господин Бойд, куратор их потока, заставил обоих Ронсенбергов выйти к доске, и долго, чуть ли не полчаса, распространялся обо всех их прегрешениях. Баш старался держать лицо, но, признаться, восторженные гримасы и беззвучные аплодисменты Брейка, который начинал кривляться, как только куратор поворачивался к классу спиной, не очень помогали подобающему раскаянию и осознанию.
Чтобы не начать хихикать, он внимательно вслушивался в разглагольствования Бойда. И – опять – ни слова о произошедшем в городе. Кадеты Ронсенберги злостно нарушили режим, что-то там еще было про порчу казенного имущества и неуважение, проявленное к преподавательскому составу. А вот то, чему означенные кадеты были свидетелями вчера ночью, не упоминалось вовсе, из чего можно было сделать два очень интересных вывода.
Во-первых, получается, Мильтон никому не сказал о встрече у библиотеки, что само по себе странно: с какой стати главе Дисциплинарного Комитета утаивать информацию о таком вопиющем нарушении дисциплины?
А, во-вторых, таинственный Ламонт не стал акцентировать внимание на том, что за пара кадетов попалась ему ночью на крыше – как будто не хотел привлекать лишнего внимания к своему появлению там.
Все это стоило хорошенько обдумать, а лучше – обсудить с Ноа и Брейком. Увы, в ближайшее время такой возможности не представилось: после урока Баша ласково взял за рукав и повлек куда-то господин Маркез. Кадет Ронсенберг стоически стиснул зубы и приготовился выслушивать вторую серию нотаций о нарушениях, порчах и неуважении.
Но вышло по-другому. Учитель завел его в свой кабинет, тщательно закрыл дверь и развернулся к мальчику с масленой улыбочкой на пухлой физиономии.
- Ну же, кадет, - сказал он. – Присаживайтесь, разговор предстоит долгий. Может быть, чаю?
- Спасибо, я постою, - буркнул Баш. Внезапное дружелюбие старика Маркеза только насторожило его, к тому же, по здравому размышлению, разве за неуважение к преподавательскому составу в лице учителя изящной словесности их должны отчитывать не на пару с Ноа? Почему же Баш в одиночку мнется и потеет в этом кабинете?
- Ну хорошо, а я присяду, с вашего разрешения.
Маркез уютно устроился в резном деревянном кресле и сложил пальцы "домиком" перед собой.
- Вы ничего не хотите мне рассказать? – осведомился он все так же ласково.
Баш старательно сделал вид, что серьезно обдумывает этот вопрос, и отрицательно помотал головой.
- Может быть, про ваши с братом ночные похождения? – подсказал ему Маркез.
"Все-таки Мильтон, сволочь, - подумал кадет Ронсенберг, непонятно от чего чувствуя острое разочарование. – Конечно, сказал, как он мог не сказать-то…"
- Простите, господин учитель, - ответил он, подпустив в голос вежливого недоумения. – Я не совсем вас понимаю, какие похождения?
- Ну, полноте, кадет, - господин учитель наклонился в своем кресле вперед, сделавшись похожим на озабоченного мировыми проблемами филина. – Думаете, я сам не был когда-то молодым? Не надо стесняться, вы вполне можете поделиться со мной своими печалями и сомнениями.
"Ага, щаз".
- Конечно, господин учитель, - Баш посмотрел на него чистым и прозрачным взглядом. – Как только они у меня появятся, я сразу приду к вам.
Маркез досадливо хлопнул ладонями по подлокотникам, встал, прошелся по кабинету.
- Ну что за молодежь нынче пошла, - пожаловался он портрету Председателя, висевшему над столом в тяжелой золоченой раме. – Ты к ним со всей душой, пытаешься помочь, а они…
Баш молчал, выкатив для верности глаза и расправив плечи. Ему все больше делалось не по себе от этого странного разговора, и какой-то звериный инстинкт требовал бежать, бежать без оглядки, но от чего?
Учитель остановился прямо перед ним, почесал нос.
- Ронсенберг, не юли, - посоветовал он, и куда только делась вся мягкость и обходительность из его голоса? – Я знаю, что вы вчера вечером были в городе, ты знаешь, что я знаю – так чего ломаешься, точно красна девица?
- Я не понимаю, о чем вы, господин учитель, - тоскливо отозвался Баш, глядя прямо перед собой. Уж лучше бы его ругали за их вчерашние выкрутасы с побегом через забор.
- Видишь ли, кадет… - проникновенно начал господин Маркез, и вдруг без предупреждения вцепился пятерней в волосы юноши, заставляя его наклонить голову, и прошипел ему в самое ухо:
- Не в твоих интересах перечить мне, мальчик. Я ведь могу сделать и так, что вы с братом вылетите отсюда быстрее, чем ты успеешь произнести "нет, пожалуйста, не надо". С вашей родословной мне это раз плюнуть, и я не стану оглядываться на тех, кто вас, деревенских поскребышей, устроил сюда учиться. Поэтому ты будешь молчать, слушаться и отвечать на вопросы, понял? Понял?
В конце каждой фразы он, будто в подтверждение своих слов, больно дергал Баша за волосы, так что тому оставалось только скованно кивнуть.
Маркез отпустил его, смахнул невидимую пылинку со своего камзола, и снова сахарно улыбнулся.
- Хороший мальчик, - промурлыкал он. – А теперь расскажи мне, что вы видели в городе вчера вечером.
Баш пригладил шевелюру, торопясь убедиться, что учитель изящной словесности в запале не выдрал ему пару клоков волос, и ответил:
- Мы, господин учитель, не видели в городе ничего, потому что вчера вечером нас там не было.
Вопреки его ожиданиям, Маркез даже не разозлился. Он поднял руку и с силой провел большим пальцем по стянувшейся корочкой царапине на скуле своего ученика, в нелепой, болезненной пародии на вчерашний жест Ноа.
- А это откуда?
- Упал, господин учитель. Когда чистил стойла для чокобо.
- И куда же вы делись после того, как вычистили эти стойла, кадет Ронсенберг? Почему явились в общую спальню после отбоя?
- Прошу прощения, господин учитель. Решили отдохнуть на сеновале и случайно задремали. Когда проснулись – было уже поздно, заторопились – вот я с лестницы и свалился, - выпалил Баш, почти не делая пауз между предложениями и преданно поедая глазами начальство.
- Ах, вот как… - протянул учитель изящной словесности, и зачем-то снова погладил Баша по щеке. – А знаешь ли ты, кадет, в каких случаях в училище отменяется мораторий на телесные наказания?
Не дождавшись ответа от напрягшегося ученика, он приподнялся на цыпочки, и жарко, почти интимно прошептал:
- В случае угрозы государственной измены, кадет фон Ронсенберг. Но, кажется, вам с братом не привыкать к подобным обвинениям?
Всей выдержки Баша едва хватало на то, чтобы не оттолкнуть его. Что несет этот спятивший старикан?
- Я не понимаю, о чем вы, господин учитель, - повторил он. – Разрешите идти?
Он, конечно, и не надеялся, что его так просто отпустят, но Маркез почему-то отступил в сторону и сокрушенно вздохнул.
- Идите, кадет, идите, - он проковылял к столу и принялся рыться в бумагах. – Мы с вами еще побеседуем.
Баш, не веря своему счастью, откозырял и направился к дверям, но стоило ему взяться за ручку, как его догнал приторно-сладкий голос учителя:
- В ваших же интересах, кадет, не распространяться о предмете нашей беседы. Скажите своим товарищам, несомненно, с нетерпением вас ожидающим, что я отчитывал вас за вчерашнее. В каком-то смысле это будет чистой правдой. И, Ронсенберг…
Он замолчал.
- Да, господин учитель? – ручка двери жгла Башу ладонь, маня долгожданной свободой.
- Постарайтесь не падать больше с лестницы с сеновала, - сказал Маркез, отпуская его взмахом ладони.
@темы: Final Fantasy XII, фанфикшен
-
-
19.12.2010 в 18:58-
-
19.12.2010 в 20:43а мильтон - мне кажется, обаятельный чувак)) ты так мило его написала домашним)))
я всегда покупаюсь на такие вещи))))
а вот маркез явно неравнодушен к башу!! старый извращенец!!! он еще небось дрочит на телесные наказания, зупп даю.
ох, чую, накажут ронсенбергов телесно....
спасибо, что так быстро написала продолжение!
-
-
19.12.2010 в 20:54Papa-demon Да как ты могла подумать! Библиотека - обитель знаний!
а мильтон - мне кажется, обаятельный чувак))
Тут явно вылезло авторское подсознательное фапанье на суровых поборников дисциплины XD
спасибо, что так быстро написала продолжение!
что бы ни делать, только бы не чокобокон
-
-
19.12.2010 в 21:07а можно я задам дурацкий вопрос, за которые зверь меня обычно прибивает?
читать дальше
-
-
19.12.2010 в 21:14-
-
19.12.2010 в 21:21читать дальше
-
-
19.12.2010 в 22:03Что вы там шепчетесь? *ревниво*
-
-
19.12.2010 в 22:04